Еще два месяца спустя Эйдриана снял актер.
– А я вас знаю, – сказал Эйдриан, когда они ехали в такси.
Актер стянул с носа темные очки.
– Господи! – Эйдриан глупо хихикнул. – Вы же…
– Зови меня Гаем, – сказал актер. – Это мое настоящее имя.
«Знаменитость! – подумал Эйдриан. – Мой клиент – знаменитость».
Эйдриан остался у актера на ночь, против чего его всегда предостерегали самым серьезным образом. Гай разбудил Эйдриана поцелуем, к которому присовокупил копченого лосося и омлет.
– Я никак не мог поверить, что ты профессионал, мой сладкий, – сказал Гай. – Увидел тебя идущим от «Плейлэнда» к Дилли и, на хрен, поверить в это не мог.
– Вообще-то, – скромно признался Эйдриан, – я этим занимаюсь недавно.
– И Хьюго к тому же! Мое любимое имя. Всегда было любимым.
– Все ж хочешь как лучше.
– Ты не останешься со мной, Хьюго, малыш? Лучшего времени для такого предложения нельзя было и придумать. Тремя днями раньше Эйдриан увидел свое отражение в зеркале гардеробной отеля «Риджент-палас» и был потрясен глядящей на него физиономией шлюхи.
Как и почему он изменился, Эйдриан не знал, но изменения с ним произошли. На подбородке его отрастал пока лишь меленький пушок, так что после бритья подбородок становился гладким, точно у десятилетнего мальчика. Волосы были теперь короче, Эйдриан не прилизывал их, как какой-нибудь сутенер. Джинсы в обтяжку, но не более чем у любого студента. И все же лицо кричало: «Продается».
Он обворожительно улыбнулся зеркалу. И получил в ответ плотоядную, зазывную гримасу.
Он приподнял брови и попытался принять вид растерянный и невинный.
Пятнадцать за отсос; в зад не даю – сообщило отражение.
Пара недель, проведенных вне Дилли, позволила бы ему вновь обрести лицо, наводящее на мысли о землянике со сливками.
Гай жил в Челси, в маленьком доме, в скором времени у него начинались съемки на студии «Шеппертон». На Пиккадилли он забрел, чтобы гульнуть напоследок – перед пятью неделями подъемов в шесть утра и работы до восьми вечера.
– Но теперь у меня есть друг, к которому я смогу возвращаться. Это чудесно, мой сладкий, чудесно!
Эйдриан подумал, что иметь человека, который отвечает за тебя на телефонные звонки, таскается по магазинам и поддерживает в доме порядок, это и вправду чудесно.
– Ко мне ходила раньше уборщица, ирландка, но эта сучка грозилась обратиться в газеты, так что я теперь никаким приходящим не доверяю. А тебе доверяю, милочка ты моя.
Выговор выпускника частной школы. Если б они только знали.
– Быть может, я прав, а может, не прав, – пел Гай под душем, – но я поклянусь, и ты мне поверь, что стоит тебе улыбнуться мне, и проститутки плачут на Сохо-сквер.
Итак, Эйдриан остался у него и научился готовить, делать покупки и очаровывать приглашенных к обеду гостей. В друзьях у Гая состояли все больше режиссеры, писатели и актеры, голубых среди них было всего ничего. Гаем его называл один только Эйдриан, что придавало их дружбе особый, открыто любовный оттенок. Гаю было тридцать пять, он довольно рано женился, в девятнадцать. Плод этого брака жил с прежней женой Гая, актрисой, очень плохо принявшей известие о его гомосексуальности, мгновенно разведшейся с ним и не подпускавшей его к сыну.
– Он сейчас примерно твоего возраста, может, на пару лет моложе. Поспорить готов, что из него уже получилась такая мадам, что пробы негде ставить. И поделом ей, стервуге.
Как-то вечером к обеду пришли агент Гая Майкл Мораган и его жена Анджела. Они появились раньше возвращения Гая из «Шеппертон», и Эйдриан старался, как мог, развлекая их на кухне, где он шинковал перец.
– Мы много о вас слышали, – сказала Анджела, роняя на кухонный стол оцелотовый палантин.
– Надеюсь, только хорошее?
– О да, Тони не видел от вас ничего, кроме добра.
Майкл Мораган откупорил бутылку вина.
– Это урожай семьдесят четвертого, – сказал Эйдриан. – Его нужно перелить в графин или, по крайней мере, дать подышать в течение часа. В холодильнике есть «Сансер», если хотите.
– Спасибо, сойдет и это, – последовал резковатый ответ. – Я слышал от Тони, что вы С.Х.
Эйдриан уже заметил на шее Морагана галстук старого выпускника Харроу, так что ответ у него был готов.
– Ну, по правде сказать, – произнес он, – это всего лишь слушок, который я распустил. Из соображений безопасности, – он похлопал себя пальцем по носу, сбоку. – Могу также сообщить, что и Хьюго Хэрни – не настоящее мое имя.
Мораган неприязненно уставился на него.
– Так. Таинственный человек ниоткуда. Тони об этом знает?
– О боже, а вы считаете, он должен знать?
– Уверена, что нет, – сказала Анджела. – Любой скажет, что вам можно доверять.
Они перешли в гостиную, Эйдриан вытер руки о синий в белую полоску передник, который любил надевать, стряпая.
– Видите ли, мне приходится присматривать за ним, – сказал Мораган. – А человек ваших лет, да еще и без имени, это настораживает.
– Через пару недель мне исполнится восемнадцать.
– И все равно вы еще три года будете несовершеннолетним. А это может угробить его карьеру. В прошлом году такое уже почти случилось.
– Но ведь оно и моей карьере добра не принесет, не правда ли? Так что, думаю, мы вправе доверять друг другу.
– А что вы, собственно, можете потерять?
– Совершенный пустяк – репутацию.
– Правда?
– Да, правда. Вмешалась Анджела:
– Понимаете, нам просто нужна уверенность… я не сомневаюсь, вы поймете, Хьюго, милый… нам нужна уверенность, что вы… не навредите Тони.